Научный полк КубГУ: Александр Петрович Чугаев
Слово о себе
Родился 6 сентября 1923 года в Пермской области в семье крестьянина, инвалида первой Мировой войны. Был третьим ребенком. Две старшие сестры явились олицетворением всего хорошего, за что их боготворю. В 1928 г. наш отец тяжело заболел, напомнила о себе военная травма. В 1933 г. свою многодетную семью он перевез в город Сарапул. Родители были не только заботливыми, но и требовательными. Им удалось создать в семье такую обстановку взаимопомощи, когда детство и юность для нас стали временем непрерывной работы над собой. Решению проблем выживания и самоутверждения способствовал ряд факторов. Пример отца - самозабвенного труженика, человека, всю жизнь занимавшегося самообразованием. Пример матери-героини, беззаветно любящей своих восьмерых детей. Пример старших сестер — Сани и Лизы, добрых и отзывчивых. Равняясь на них, я с шести лет приобщался к труду на земле: управлял лошадью, помогал на поле во время сенокоса, посева и уборки урожая. Несколько позже ухаживал за младшей сестрой Ирой и братом Петей.
В 1941 г. закончил с отличием Сарапулскую среднюю школу №1 (ныне №15). Когда началась Великая Отечественная война в семнадцатилетнем возрасте добровольцем пошел в армию. После окончания Смоленского военного пехотного училища находился в действующей армии (1942-1943 гг.). На Западном фронте командовал взводом, затем — ротой. Участвовал в оборонительных и наступательных боях. Три раза был ранен и контужен, вследствие чего стал инвалидом Отечественной войны.
Государственные награды: ордена — Красной Звезды и Отечественной войны 1-й степени; медали — За победу над Германией, имени Г.К. Жукова, Ветеран труда, 200 лет МВД и ряд юбилейных медалей. Имею также нагрудный знак «Почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации за заслуги в области образования».
Слово о войне
22 июня 1941 год. Рано утром фашистские войска нанесли мощные авиационные и артиллерийские удары по пограничным районам СССР и вторглись в пределы нашей страны. Смерть обрушилась на спящие советские города. В 12 часов дня все радиостанции страны передали обращение Советского правительства с призывом встать на защиту Родины. Я помню выражение внимания и тревоги на лицах людей.
Вспоминая времена войны и те, которые шли за ними, складываясь в безвременное пространство, я четко помню, как наша жизнь разделилась на до и после. Мы ждали и верили в победу. В ходе одной из бесед со студентами меня попросили рассказать хотя бы о нескольких наиболее запомнившихся эпизодах военных сражений. И вот, что я рассказал.
Июнь сорок первого в моей памяти, как и многих моих сверстников, — это зловещее проявление парадокса жизни. Воспоминание о начавшемся рассвете взрослой жизни поглощается воспоминанием о войне, которая перечеркнула все наши мечты и планы на будущее. Война отняла у людей юность. Война обездолила семьи, породила сирот. Принесла неисчисляемые жертвы и разрушения.
Уже в начале июля меня вызвали в военкомат и в числе многих направили в Смоленское военно-пехотное училище; при этом предупредили, что оно эвакуируется на восток. Большую группу перевозили поездом в направлении западного Урала. Далее — на машинах в лес. Здесь предстояло убрать деревья и подготовить площадку для строительства временных землянок — полуподвальных сооружений с чередой небольших узких окон, располагающихся на уровне плеч.
А потом — месяцы военной подготовки в училище, углубленное изучение немецкого языка в составе особой группы по спецподготовке.
Война действительно была священной для каждого из нас — тех, кто самоотверженно и без остатка, отдавал себя ради единого, — ради Победы. Я помню тот момент, когда мне пришло извещение из дома о том, что погиб муж старшей сестры — Григорий. К этому времени я был командиром курсантского взвода. С очередным эшелоном я поехал на Западный фронт. Западным фронтом командовал Георгий Константинович Жуков. Теперь всему миру известно, что этот легендарный полководец не проиграл ни одного сражения и вошел в историю наравне с Михаилом Кутузовым и Александром Суворовым.
Я был назначен командиром стрелкового взвода. Получил задание: ночью, возглавив группу бойцов, изучить расположение боевых точек противника. Более того, моему усиленному взводу необходимо было расчистить проход в минном поле, через который пройдет группа разведки. Мы шли, пригибаясь, или ползли, вплотную прижимаясь к земле. Если появлялась осветительная ракета или слышался посторонний шум, мы замирали на месте. Мы понимали, что все пространство впереди огневых точек на прицеле у немцев. Сейчас каждое неосторожное движение, шумный вздох могут стать роковыми. Вот и цель — минное поле, в котором саперам предстоит этой ночью сделать проход для группы разведки. Опасную работу начали с помощью миноискателей. Здесь нельзя ошибаться — неточность‚ и операция будет провалена, тогда противник обнаружит нас. Вот почему мы действовали аккуратно и предельно точно. Ночь уже почти растворяется, но никто ни на минуту не отвлекается от своего задания. Еще немного и проход расчищен, теперь очередь за группой разведки. Времени совсем мало, но надо уложиться в отведенные несколько часов, минут...
...Вот «глаза войны» — разведчики — в сопровождении нашего взвода отправляются в обратный путь. Он не легок. Необходимо не только пройти самим, но и дотащить взятого в плен гитлеровца. И едва на востоке небо начинает бледнеть, как мы достигаем красноармейского боевого охранения. Сегодня в штабе будет много работы — командованию предстоит разобраться в расположении боевых точек противника и допросить «языка».
Другой случай. На железнодорожном разъезде предполагалось наличие скопления вражеских эшелонов с боевой техникой. Их задержка объяснялась тем, что партизаны подорвали небольшой мост через речку в сторону фашистских войск. Овладеть железнодорожным разъездом, удерживать этот участок местности до прихода основной части своего полка, доложить о местах скопления вражеской техники — основные пункты полученного нами задания. Кроме того, требовалось расположить там, на водонапорной башне, артиллерийского наблюдателя и корректировщика, чтобы они в дальнейшем корректировали огонь нашей артиллерии и батальонных минометов. На протяжении нескольких километров в сторону этого разъезда наша рота преодолела сопротивление немцев, подавляя их обстрелом из ротных минометов, противотанковых ружей и огнестрельного оружия. Жертвы рукопашных схваток с нашей стороны были немалые. Особенно ожесточенно шел бой на правом фланге наступающих. Он был выигран благодаря поддержке нашей артиллерии. К концу дня мы расположились на всей площади железнодорожного разъезда. И в это время обнаружили, что по скоплениям наших бойцов фашисты ведут обстрел, применяя так называемую вилку. Ясно, что его кто-то корректировал. Наши разведчики доложили мне — немецкий корректировщик находится на башне. Обстреливая верхнюю часть полуразрушенной водонапорной башни, используя все огневые средства, нам удалось уничтожить фрица. Это позволило расположить на верху башни двух наших бойцов: артиллерийского наблюдателя и корректировщика. Находясь под обстрелом врага, они умело корректировали огонь нашей артиллерии. Враг нанес большие потери, особенно на том участке, где была психическая атака пьяных фашистов, атакующих в направлении башни целой колонной.
Обычно они атаковали сплошной цепью. Лишь к ночи окончился бой. По телефону я связался с командиром полка и доложил ему о выполненной задаче. Он предложил подготовить представление к награде особо отличившихся воинов. Среди других бойцов награждены рядовой Поздняков и сержант Чале. В выпуске фронтовой газеты их назвали героями башни. На полях сражений такой героизм был массовым.
Именно в действующей армии я особо ощутил, что значит военная подготовка. Наши старшие командиры были умными наставниками, грамотными стратегами. От них многое зависело: отработка тактики наступления, принятие быстрых, грамотных и точных решений, поддержание боевого духа солдат. Мой первый непосредственный начальник — командир роты Григорий Иванович Овчаренко — был отцом для солдат, которого они уважали, верили ему и шли за ним в бой при любых обстоятельствах.
Война не признает слабых. Здесь важна воля, физическая закалка и самоотверженность. Я, как и мои товарищи, не знал слова «не могу», было лишь одно знакомое мне — «должен». Должен преодолеть страх, который был всегда. К войне невозможно привыкнуть, выработать противоядие страху. Если ты жив, то страх будет рядом. И ты должен идти дальше, что бы ни случилось. Должен испытывать чувство ответственности, ведь в тебя верят солдаты.
В моем взводе было лишь человека 3-4 моих ровесников. Остальные - намного старше. Заслужить их доверие и беспрекословность в выполнении приказов можно было только личным мужеством, собственной железной волей и правильностью принимаемых решений.
Февраль. Территория Калужской и Смоленской областей. Зима настойчиво продолжает заносить снегом район дислокации нашей армии, как, впрочем, и все вокруг. Непрекращающиеся ни на одни сутки бои не позволяют вздохнуть бойцам спокойно. Спим мало, на покрытой колким снегом земле. Чтобы не околеть, выставляем часового: каждые 10-15 минут он стучит своей ногой или прикладом винтовки по стопам спящего. Иной раз, когда заботится о новичках, кричит: «Переворачивайся на другой бок!» А опытные бойцы без слов понимали.
...Однажды ранним утром меня раненого доставили в штаб батальона. О том, что этому предшествовало, поведаю ниже. И вот начальник штаба меня спрашивает:
— A знаешь ли ты нашу Машу?
— Машу? — удивленно переспрашиваю я. — Да откуда же я могу знать Машу? Я женщин-то на этой линии фронта пока ни одной не видел. А вы по имени ее зовете.
— Не знаешь нашу Машу! — воскликнул он даже несколько растерянно.
— Тебя же тот фашистский снайпер ранил, за которым она уже несколько дней по следу шла. Но вот на прицел его, шакала, никак взять не могла.
Кто-то вошел в комнату и доложил. Я сидел спиной к входу и из-за ранения не мог повернуться, поэтому вошедшего не видел. Небольшая череда удаляющихся шагов. Слышу разговор возбужденного человека.
— Ну, молодец, Машенька! Ну, дает! Уложила-таки ирода! — эти слова разорвали повисшую гулкую пустоту. Как молния пронеслась мысль: «Как же хочется мне увидеть эту «нашу Машу» и познакомиться с героиней».
А история эта, если быть точным, началась далеко за полночь, на холодной снежной земле, укрытой черно-синим покрывалом неба. Часовой стукнул по пяткам. Все, кто лег на запланированный отдых, начали нехотя переворачиваться. Я проснулся. Что-то неведомое насытило меня тем состоянием бодрости, которое обычно наступает после нескольких часов хорошего крепкого сна. Из-за слабого, но настойчивого, и от того едкого ветра уснуть было невозможно. Я поднялся и, потоптавшись некоторое время, оставив часового и спящих бойцов, направился в сторону нашего боевого дозора, боевого поста. В жизни, наверное, каждого бывает состояние абсолютного и безропотного подчинения своей интуиции. Я передвигался не спеша‚ всматриваясь пристально в окружающее меня пространство. И делал это не из-за предельной осторожности, состояния опасности или страха, а словно искал кем-то оставленную вещь. Удалился достаточно далеко. Так, что скрылись и часовой, и пригорок, за которым расположились отдыхающие бойцы. Продвинувшись еще немного в сторону нашего дозора, посмотрел машинально направо. Из-за небольшого снежного возвышения торчал станковый пулемет, а за ним — спящий боец. «Да, как же можно спать на посту, — подумал я. — Дозорный — хранитель всех остальных, а он спит!».
С этими мыслями начал приближаться к спящему, копя в душе негодование. Однако, чем ближе подползал, тем отчетливее понимал: поза, в которой он якобы заснул, слишком неестественна для спящего человека. Приблизился. Мои опасения оправдались: убит точным выстрелом в голову. Я испытал беспокойство: «Где же второй — помощник. Неужели его немцы в плен взяли?! А наши ведь спят!».
Тело погибшего оттянул от пулемета. Начал всматриваться в сторону противника. Луна проглянула из-за редеющих туч. Вдалеке, в метрах 70-80, заметил шевеление нескольких темных точек на белесом снежном полотне. Понял — действовать необходимо немедленно. Навел станковый пулемет и длинными очередями начал обстреливать этот участок. Сделал небольшую паузу, чтобы выровнять пулемет. В это мгновение почувствовал удар в руку. Кровь хлынула мгновенно. Я был вынужден скатиться вниз по снегу, чтобы наложить жгут. В эту минуту стало понятно, куда пропал помощник пулеметчика: видимо, он отошел на несколько минут и теперь лежит, убитый снайпером. На мой боевой сигнал — стрельбу из пулемета — подоспели товарищи. Меня доставили штаб, здесь я объяснил ситуацию. Место стрельбы обследовали. После этого стало ясно, что замеченные мной темные силуэты были правильно распознаны как скопление врага, подготовившегося к нападению на нас спящих. Загадочная для меня девушка Машенька, оказывается, была отличным снайпером. Она-то и сняла фрица. Как мне потом стало известно, он уже несколько дней подряд охотился за нашими бойцами, снимал дозорных. Уверен, фрицы готовились напасть на спящих красноармейцев. И сделать это им хотелось как можно тише и внезапнее.
Утром меня перевезли в медсанчасть. Машу я так никогда и не видел.
Пребывание на полях сражений памятно мне и как пример соединения предоставляемого жизнью случая с человеческой находчивостью и самообладанием.
На фронте всегда возникают самые неожиданные ситуации, когда взаимовыручка жизненно необходима. Так, однажды мне предстояло из штаба полка перейти в штаб батальона. Идти необходимо по дороге, а затем — через лесистую местность. Дорога эта была разбита после бомбежки и артиллерийского обстрела. Последствия: огромные воронки, развороченная земля. Все усложнялось непрекращающимися несколько дней ливнями. Воронки оказались до краев заполненными водой, глубину каждой распознать было просто невозможно, вся же остальная земля превратилась в одно сплошное черное месиво. Но идти надо, и поскорее. Выбрав время, когда дождь прекратился, и на небе проскользнули лучи солнца, я отправился в штаб батальона. Меня предупредили о сложности предстоящего перехода и дали деревянный щуп, чтобы можно было им определять края и примерную глубину оказавшейся на пути воронки. Взяв рюкзак и этот нехитрый инструмент, я отправился в путь. Весна радовала первыми солнечными днями и это вселяло уверенность в то, что погода поможет преодолеть дорогу до темноты. До леса я шел быстро, ловко распознавая, где воронка может быть опасной. Вот и лес. Казалось, ещё немного — и я у цели. Но мой пыл погасила природа. Небо вдруг потемнело, подул холодный северный ветер, и большими белыми хлопьями повалил снег. Видимость в одно мгновенье резко ухудшилась. Идти было невероятно тяжело и опасно. Ноги все более стали увязать в размокшей растерзанной земле. Щуп не помогал. Он, словно костыль, был мне опорой, но прощупать край воронки или определить ее глубину им было уже невозможно.
Он соскальзывал, впиваясь в густую слякоть. Неожиданно, на фоне разыгравшейся непогоды, глаз уловил размытую окантовку человеческой фигуры. Она возникла внезапно. Я насторожился. Но уже через несколько секунд бросился к ней, не смотря под ноги и не разбирая дороги. «Должен успеть!» Подбежав к человеку, взял его за шиворот шинели и резко, вложив в руку все силы, рванул на себя. Человек отреагировал и впился руками в земляной кисель. Воля к жизни помогла нам обоим. Ещё несколько десятков секунд мы стояли на коленях на холодной земле и жадно глотали колкий и мокрый от снега воздух.
Странно, но в этот отрезок времени мы ни разу не посмотрели друг на друга. А вариации могли быть самые разные — идет война. Когда легкие захватили достаточно воздуха, я приподнялся и посмотрел ему в глаза, а если быть точнее, то ей. Это были незабываемо красивые женские глаза. Спросил пароль, она отозвалась.
Через несколько минут говорить с ней было практически невозможно — вся промокшая, дрожа от холода, она толком не могла вымолвить ни слова. Понял — нам придется заночевать. Идти по темноте — явная смерть. Да и моей спутнице необходимо было как-то помочь, иначе она просто бы замерзла.
Ee звали Оксана. Она служила в санбате, была врачом—хирургом.
— Я поставлю плащ-палатку, — говорю Оксане. — Под ноги мы накидаем веток, чтобы можно было сидеть. У меня с собой есть чистое и сухое фланелевое белье и шерстяные носки. Придется переодеться и накрыться моей шинелью.
— А ты смелый. Ты хоть видел куда бежал?
Только в этот момент я обернулся и понял, что она имела в виду. Я преодолел приличное расстояние на одном дыхании. Но только сейчас смог разглядеть проделанный путь: несколько воронок, разбросанных по дороге без всякого логического построения. Судьба сама меня направила. Иначе как объяснить.
— У меня спирт во фляге есть, — сказал я.
— Значит, постараемся избежать воспаления легких, — твердо ответила Оксана.
Левой рукой она зачерпнула немного снега, вложила его в рот, а правой наклоняла флягу, чтобы несколько раз глотнуть из неё. Я поступил так же.
Мы сели спина к спине. Я не сомкнул глаз всю ночь. На рассвете продолжили путь и вскоре достигли штаба батальона. Там я Оксану потерял — меня отправили на допрос. Ее — тоже. По нашему состоянию все и так было понятно, но закон войны диктует свои правила.
А вечером — бой. Наш полк занял позицию между Смоленском и Вязьмой, на излучине Днепра, на стыке Западного и Брянского фронтов. 1942 год, немец яростно сопротивлялся: обстрелы артиллерии, бомбежка с воздуха. Командованием была поставлена задача: взять господствующую высоту (378,2), занятую фашистами.
Высота была взята. После боя, меня, раненого, в сопровождении двух автоматчиков доставили в медсанбат. Перед глазами предстала ужасающая картина: на месте медсанбата расположилось еще не затухшее пепелище. Под бомбежкой было разрушено все.
— Кто там был во время бомбежки, все погибли, — донесся до меня чей-то голос. — Никого в живых не осталось.
«Оксаны больше нет...» — эта мысль как стрела пронеслась у меня в голове. Невольно потекли слезы...
На встречах со студентами я стараюсь не просто рассказать о войне, а вместе с ними делать выводы и извлекать уроки из прошлого. Чтобы их молодое сознание росло на поучительных примерах. Так вспоминается случай, связанный с испытанием собственной воли.
Войска ударной группировки Западного фронта, 7 августа 1943 года в 6 часов 30 минут, перешли в наступление из района восточнее Спас—Деменска в направлении Ярославля, после артиллерийской подготовки, продолжавшейся 1 час 50 минут. Передний край атаковали главные силы дивизий первого эшелона, трех общевойсковых армий: 5-й — под командованием генерала В.С. Поленова, 10-й гвардейской — генерала К.П. Трубникова и 33-й — под командованием генерала В.Н. Гордова. Бой в главной полосе сразу же приняли напряженный и затяжной характер. При поддержке массированного огня орудий и минометов, противник предпринимал одну контратаку за другой. Преодолевая упорное сопротивление фашистов и отбивая контратаки пехоты и танков, войска ударной группировки фронта начали битву за Смоленск.
Для меня битва за Смоленск началась с выполнения боевого задания — взятие высоты с подавлением огневых точек противника, с уничтожением врага в его окопах. Рота под моим командованием наступала. В рукопашных схватках мы овладели подступами к высоте. Вдруг сзади я слышу глухой хлопок, а затем — второй, спереди. Левую руку резко отбросило назад. Будучи раненым, после перевязки и наложения жгута, продолжал руководить ходом боя. Рука не слушалась, но в тот момент о физической боли не задумывался, слишком много ее тогда было вокруг. Мы, несмотря на потери, были воодушевлены победоносным продвижением вперед. К вечеру, после овладения высотой, я связался с командованием и доложил о выполнении боевой задачи. Это было последнее, что помню. Очнулся уже в госпитале. Ранение оказалось тяжелым. Позже началась гангрена. Хотели ампутировать руку, но Бог уберег меня...
В истории, я уверен, есть критические точки или вехи, от которых целые народы ведут новый отсчет времени. Такой критической точкой для судеб нашей страны и всей Европы стала Великая Отечественная война. Биография подвига... Что можно сказать о ней? Сегодня, я точно знаю, ее начало не под градом раскаленного свинца, потому что подвиг — это не бездумное презрение к смерти, а вся жизнь, сжатая до предела в краткое мгновение атаки. Подвиг и то, что в считанные дни после начала войны, весь ход нашей жизни был подчинен драматическому ритму военного времени, и в несколько месяцев, далеко за Волгой и Уралом, не редко на пустом месте, было налажено военное производство на эвакуированных заводах в таких масштабах, которые позволили сокрушить гитлеровскую Германию.
Смерть или победа... Третьего не было дано моему поколению. И наш многонациональный народ сдержал клятву, которую дал на верность Родине — изгнал фашистско-германских захватчиков с залитой кровью родной земли.